обладала огромной силой; говорили, что свирель могла даже оживлять мертвых. В общем, как бы там ни было, он исцелил свою невесту. И все бы закончилось хорошо, не остановись в это время в замке графа Кресса, что стоял всего в паре миль от семейного имения Клер, печально известный Годфрик Анауэльский, Первый Инквизитор. Кто-то «стукнул» Годфрику насчет Августа, очевидно, в надежде на то, что Инквизитор немедленно отправит юношу на костер — такая уж у Годфрика была слава… Но Первый Инквизитор вовсе не был маньяком, хотя многие источники описывают его именно как жадного до крови психопата. О нет, он был умен, расчетлив, а, главное, запредельно тщеславен. Годфрик просто вызвал к себе Августа и провел с ним довольно милую беседу. Инквизитор в красках описал молодому барону как много жизней он сможет спасти и как много прочего добра сделать, если поставит свой талант на службу Инквизиции.

— Иными словами, на службу Годфрику.

— Вот именно. Август не был дураком. Он сказал Инквизитору, что согласен, но с одним лишь условием: он будет, помимо «заказов» Годфрика, помогать всем, кому посчитает нужным. Разумеется, Годфрик легко согласился на это. Но какова же была его ярость, когда он узнал, что юноша в тот же вечер воскресил ведьму, которую он, Годфрик, утром отправил на костер!

— Воскресил?!

— Вы же образованный человек, Фигаро. Есть колдовство, способное восстановить тело, даже если живым останется лишь крошечный кусочек кожи. Свирель Августа Клер была невероятно мощным, эмпирически созданным артефактом настроенным на его ауру, так что дело было не в этом кусочке дерева, а в том, как она проецировала эфирные потоки самого юноши. Уникален был сам молодой барон… В общем, Годфрик приказал схватить юношу и обрушился на него с гневной тирадой — сохранилась даже подробная запись их разговора. Инквизитор спросил, понимает ли Клер что спасенная им ведьма — малефичка и преступница. Август поинтересовался, какие тому есть доказательства. Годфрик показал протокол судебного заседания. Молодой барон, смеясь, заявил, что показаний трех лесорубов, которым ведьма отказала в постельных утехах недостаточно для смертного приговора, а затем напомнил Инквизитору о его обещании и сказал, что слово Годфрика, похоже, не стоит дырявого медяка. И вот этого уже Годфрик проглотить не смог. Беседа с Августом проходила в присутствии толпы прихлебателей Инквизитора, среди которых было множество аристократов, а именно на них он опирался в своих претензиях на кресло Прелата Белой Башни Квадриптиха. Инквизитор публично обвинил юношу в связях с Дьяволом, демонами и прочей нечистью, назвал ересиархом над всеми ересиархами и тут же приказал схватить и запереть в винном погребе. Однако позже, чуть остыв и, очевидно, не желая терять колдуна, который был способен сколь угодно долго поддерживать в его стареющем теле жизнь, Годфрик спустился к юноше и предложил Августу договор: он помилует его, а тот, подписав покаянную, вернется на службу к Инквизитору. И Август согласился, но сказал, что — далее цитата из протокола: «…буду дарить жизнь твари малой и великой, разумной и неразумной, доброй или же дурной, но тебя, Инквизитор, не спасу я в смертный час, потому как хотел ты меня умертвить, а посему мое колдовство на тебя не подействует, даже если я того очень захочу».

— Может, он блефовал?

— Очень может быть. Скорее всего, молодой барон просто хотел посмотреть на реакцию Годфрика. И она не заставила себя ждать: Инквизитор так разъярился, что едва не спровоцировал спонтанный эфирный выброс — у колдунов его силы это случается. Он приказал казнить юношу сейчас же, незамедлительно. Ни мольбы его отца, ни слезы невесты не помогли. Был наспех сложен костер и организованно нечто вроде… Сегодня мы назвали бы это военно-полевым судом. Три минуты и приговор вынесен. Убитая горем невеста молодого барона хотела покончить с собой, чтобы не видеть мучительной смерти Августа, но в толпе, которая уже собиралась во дворе замка, к ней подошла девушка. Это была ведьма, которую юноша вернул к жизни. Она сказала, что есть шанс, пусть и мизерный, спасти Августа Клер, но для этого ей понадобится его свирель.

Лиза закусила губу и медленно покачала головой.

— Из сохранившейся переписки того времени можно сделать вывод, что казнь молодого барона была ужасной. Кое-как сложенный костер несколько раз гас, ветер уносил дым в сторону, не позволяя юноше задохнуться. Его тело медленно превращалось в головешку и лишь когда оно обуглилось до груди он, наконец, умер. Пошел дождь, костер погас. Тогда Годфрик приказал привязать к трупу юноши свинчатку и бросить останки в графский пруд… Многие историки, кстати, считают, что именно этот поступок стал началом конца Первого Инквизитора: аристократы хоть и не любили семейство Клер, серьезно задумались о своем будущем, а задумавшись, решили, от греха подальше, по-тихому отправить Годфрика к праотцам, что и было сделано месяцем позже… А вот дальше, Фигаро, начинается собственно, легенда. Потому как раньше я пересказывала горькую правду.

Она нервно взъерошила волосы.

— Свирель невеста Августа нашла в пепле костра… В это я, кстати, готова поверить — артефакты такой силы вообще довольно трудно уничтожить. Она отнесла ее ведьме и та рассказала девушке, что на свирели нужно сыграть Августу, сыграть там, где покоится его тело. «На тебе его отпечаток», сказала ведьма. «Кто знает, быть может, в твоих руках чудесный инструмент вспомнит былую силу».

— Это возможно, — покачал головой Фигаро. — Они были близки; не исключено, что имела место диффузия аур.

— Да, — кивнула Лиза, — все верно. Иногда такое случается… Той же ночью девушка пришла к графскому пруду и поднесла свирель к губам. Она играла, чтобы спасти любимого человека, но в эту музыку она вложила всю свою боль, всю ненависть к Годфрику и тем людям, что безоговорочно поверили в авторитет Инквизитора, а еще — ко всей той толпе, что восторженно рукоплескала, глядя на казнь невинного. И юноша явился на ее зов. Но сил девушки не хватило на то, чтобы спасти его тело — лишь бесплотный дух предстал перед ней, облаченный в ее боль и ненависть словно в черный плащ…И с тех пор Черный Менестрель бродит по болотам, насылая кошмары на тех, кто причинил зло невинным… Вот, собственно, и вся легенда.

— Так, — Фигаро напряженно кусал губы, — выходит, что он погребен где-то на дне пруда… Это плохо, это очень плохо… Это значит, что тела теперь не найти… Ах черт, это очень-очень нехорошо…

— Хотите его изгнать? —